Ну вот что тут можно сказать: пока мы с вами праздновали День Победы и, как выясняется, параллельно готовились поэтапно выходить из ограничений, связанных с пандемией коронавируса, по-обывательски близоруко фиксируя из всех «нефтяных новостей» только те, которые касаются положительной (и слава богу) динамики цен на Brent и Urals, в мире «большой добычи», на самом деле, происходили изменения, которые уже сейчас, просто по факту, имеет смысл называть не самым коротким, но ёмким словом «катастрофические»
Более того, уже сейчас понятно, что сырьевые рынки в этом сегменте (как в реально добывающем, так и бумажно-спекулятивном) на выходе из кризиса изменятся предельно радикально. И проблема тут исключительно в том, что предсказать, каковы именно в качественном и структурном отношении будут эти изменения, в настоящий момент времени не может примерно никто: просто не хватает ни исходных данных, ни понимания динамики развития ситуации. В том числе и потому, что самая очевидная катастрофа происходит сейчас в самом «главном инструменте ценообразования на сырьевых и товарных рынках» — в лице «классической» биржевой торговли. И в текущих обстоятельствах этого как-то довольно глупо не понимать.
Впрочем, давайте по порядку.
Ближе к концу прошедшей недели стало окончательно понятно, что (в цифрах ориентируемся на сообщение Reuters) количество буровых установок для добычи энергетических ресурсов в Соединённых Штатах сократилось до минимального значения, теперь уже побив и антирекорд восьмидесятилетней (!) давности аж 1940 года издания, когда ни о какой «сланцевой революции» речь не шла даже просто принципиально.
Да и вообще, за последние полтора месяца количество установок у крупнейшего с недавнего времени мирового экспортера энергоресурсов падает в среднем на 55 в неделю. И вот уже пришла статистика и за апрель: в этом месяце установок стало меньше на 62%, чем в тот же период прошлого, 2019 года.
Мягко говоря, несколько ошеломляющий результат.
Нет, в принципе, все понимали, что в американской добыче всё будет довольно непросто, но такой зримой физической катастрофы в столь короткие сроки никто принципиально не предполагал. И если ещё в начале года Chesapeake Energy, один из пионеров американской сланцевой добычи, ещё как-то хорохорился насчёт «реструктуризации задолженности», то теперь речь идёт уже исключительно о классическом банкротстве. И это вполне символично, ибо когда-то именно Chesapeake Energy этот сланцевый рынок и «зачинал».
Причин у происходящего, в общем-то, две, и обе достаточно очевидны.
Первая, самая зримая (пандемия COVID-19) тут даже скорее не причина, а повод, триггер, спусковой крючок давно назревавшего большого системного кризиса и связанного с ним «большого нефтяного передела».
Слишком уж современный рынок нефтедобычи и, самое главное, финансовых спекуляций на нефти и нефтепродуктах искусственно деформирован и, откровенно говоря, ненормален.
Тем не менее беспрецедентные проблемы с нефтью и газом в США начались именно на фоне пандемии коронавирусной инфекции. Которая, кто бы спорил, привела к вполне системному экономическому кризису в стране и весьма радикальному снижению спроса прежде всего на западно-техасский сорт WTI во всех странах мира: тут ни убавить, ни прибавить, всё это действительно так. К примеру, вчера фьючерс на американскую нефть марки WTI с поставкой в июне стоил $24,76, что для американской сланцевой отрасли совершенно непереносимо и неприемлемо просто по себестоимости добычи, и пока этот тренд даже никакими сокращениями по новой формуле ОПЕК++ американцам не удаётся переломить.
Но только ли «коронакризис» тому, простите, виной?
Да нет, конечно.
Системно-тревожные сигналы с рынков нефти и газа начали поступать ещё в конце прошлого года, когда стал очевиден не только классический кризис перепроизводства в реальном секторе. Который уже было более или менее понятно, как лечить: механизмы, подобные ОПЕК+, конечно, довольно громоздки, но, по крайней мере, хоть как-то, но в реальном-то секторе всё же работают.
Увы.
Ситуация выглядела гораздо хуже как раз в комплексном измерении: никакие меры в производственном, реальном секторе при такой спекулятивной массе «бумажной нефти» на рынках не могли повлиять на цены на биржах напрямую, в реальном моменте времени.
Ими стало фактически невозможно привычными методами управлять.
И это и есть настоящая причина системного кризиса на рынках энергетического сырья: это даже не классический нефтяной пузырь, вновь надувшийся после 2008 года благодаря стараниям американских сланцевиков. Хотя и этот фактор, чего уж там, тоже сработал: бесконтрольная добыча стабильности и управляемости на рынках вот вообще никак не способствует. Но главным фактором всё же стала неустранимая разбалансированность в системе взаимоотношений «реальная нефть / бумажная нефть», и неслучайно биржевые рынки в конце апреля обрушили не столько переполненные арабской нефтью танкеры: рынок грохнули обычные бумажки под названием «фьючерсы с закрытием по маю» по нефти техасского сорта WTI.
Просто этих «фьючерсов с гарантированным сроком поставки», ничем, кроме «денег как товара», не обеспеченных, напечатали столько, сколько в мире не добудут нефти не то что к маю 2020-го, но гарантированно лет, наверное, на несколько вперёд.
А в мае их надо было каким-то образом погашать.
Никакой реальной добычи за этими бумагами, безусловно, не стояло (да никто и не обещал — всё по-честному), но цены в минус вогнало в крепкий. И от этого (пусть и «бумажного») шока мир до сих пор не может толком отойти.
И прежде всего, как выясняется, от этого не может отойти американский «реальный сектор»: оттого и закрывает он собственные буровые, несмотря на то что на реальном американском рынке в самом скором времени прогнозируется реальный дефицит нефти и газа. Который неизвестно чем в этом случае восполнять.
И, соответственно, рост реального спроса, несмотря на всю «переполненность хранилищ», он тоже ведь ожидается: выходить из «коронакризиса» в любом случае придётся, а это значит — придётся перезапускать экономику.
А экономики без нефти не бывает: не едет без неё, знаете ли, ничего.
Но всё это — вот тут начинается самое смешное — прогнозируется в никому не интересном реальном мире. А в мире инвестиций всё выглядит совершенно по-другому. Там деньги делают деньги, и эти деньги уже настолько в сложном и холодном мире «высоких финансовых взаимоотношений» далеки от земли и прочей дурацкой реальности, что там действуют совершенно другие законы. И согласно этим холодным законам, с высоты Уолл-стрит реально плевать на реально добываемую в родной Америке нефть.
Такой вот замечательный парадокс.
Собственно говоря, что со всей красоты этой ситуации нам, в чём наш, российский, практический интерес? Да, собственно, особенно ни в чём, кроме некоторых соображений, чисто практических и чисто познавательных.
Во-первых, нельзя как минимум исключать, что «бумажная нефть» в самое ближайшее время и в ценообразовании окончательно отвяжется от «нефти физической». Это только кажется диким — на рынках бумажного/монетарного золота нечто подобное уже давно произошло, и рынок «бумажного золота» и «монетарного» — это просто разные рынки. С разными механизмами ценообразования.
И ничего.
Живут.
Второй урок — реальная борьба не только за саму нефть, но и за рынки сбыта, — в будущем будет вестись в «поле», а не на Нью-Йоркской бирже. От которой, если всё пойдёт по нынешним трендам, зависеть что-то в реальном мире нефтянки будет примерно столько же, сколько от ПАСЕ в реальной европейской политике.
То есть приблизительно «ничего».
И наконец, урок третий: этот мир меняется куда стремительней, чем предполагали самые смелые аналитики. А на глобальных мировых рынках нефте- и газодобычи, переработки и торговли этими ресурсами, кажется, всё стремительнее и острее назревает новый и очень, очень серьёзный передел.
Дмитрий Лекух, RT
https://news-front.info/2020/05/12/posle-covid-19-bolshoj-ne...
Свежие комментарии